ГЛАВА 19.

 МЕСТЬ  АРИМЫ.

             Светлана сидит на деснянской круче, задумчиво вглядываясь вдаль. Там, на низком левом берегу, темная полоса леса почти вплотную подступает к реке. Уже много лет как она - северянская  княгиня Черна. Обжилась за эти годы, привыкла, но все как сон вспоминает ту купальскую ночь в Любече, как сказку, сбывшуюся по воле Лады. До сих пор княгиня не может налюбоваться своим мужем - статным, сильным, гордым князем Черном, властелином бескрайних просторов Северы. Зачарованная Десна разрезает его владения на две части - Задесенье и Поднесенье, и поэтому Черн часто бывает в разъездах по своим лесам и долам, где спрятались грады и веси его племен, входящих в северянский союз, противостоящий ее дядьке и бывшему опекуну Ратмиру Киевскому. Эта глухая вражда отнимает слишком много времени и сил у мужа, а у нее на сердце постоянно щемит боль от безысходности ситуации.  Во время отсутствия Черна, одна радость остается у Светланы – семилетий сынишка, княжич Мстислав и младшенькая, дочурка Предслава. Другой раз хочется прыгнуть на коня как раньше и помчаться в Любеч, дорогой, петляющей по руслам Боловоса и Муравли. Увидеть родные днепровские кручи, широкую гладь ослепительного на солнце Затона, покрытого белыми парусами Солодка. Броситься на шею брату Любу и выплакаться под мышкой у Славуты или посплетничать, закрывшись в горнице Любавы, из окна которой видна таинственная Яруга. Полдня скачки и к вечеру она была бы дома, но… нельзя – Светлана могущественная правительница Северы и в отсутствие мужа его правая рука и опора.

         Конечно, град Черна – великий град. Его детинец превышает любечскую крепость и немного, наверное, уступает Киеву. Окольный город превратился из посада в настоящий градец с многочисленными улочками, который Черн все хочет обнести новыми дубовыми стенами. Но нет здесь водного размаха, к которому привыкла Светлана на Днепре и не хватает ей шума многочисленных  любечских торгов, с гостями со всех краев. Одна досада – никак не удается брату поймать Соловья, ее непрошеного жениха и закончить грустную полосу ее жизни. Светлана улыбалась, вспоминая юность, охоту с Галиной и даже… бегство от уничтоженных Любом духов Кощея. Внезапно ей послышались недалеко шаги и княгиня обернулась, но никого не увидела. Ощутив рукой холодную рукоять стилета, Cветлана успокоилась. Что ей может угрожать тут, рядом с открытой к причалам Десны водяной брамой?! Женщина повернулась, чтобы спуститься с холма, но кто-то бесцеремонно и сильно схватил ее сзади за руки.      

            - Надо ходить с охраной, мне же говорил Черн! – как всегда с опозданием подумала княгиня. Изогнувшись, Светлана нанесла удар носком по колену нападавшего и перебросила его через бедро, тут же пожалев об этом – в воздухе мелькнуло смеющееся лицо мужа и его длинные ноги. Черн исчез под кручей, и только круги на воде указывали место падения. Светлана стояла, разглядывая круги, и ломала руки в волнении. Черна все не было.

            - Вот так всегда, сначала сделаю, а потом  думаю! А  если он при падении ударился о что-нибудь!!- испуганная княгиня ринулась вниз в чем стояла. Прохладная вода сомкнулась над головой, поглощая все глубже и глубже. С силой, оттолкнувшись от дна, Светлана вылетела, отфыркиваясь, на поверхность и собиралась снова нырнуть.

            - Попалась! – сильные руки подхватили ее, и течение понесло  обоих  вниз.

            - Ты чего так  дерешься?-

            Губы князя не дали возможности ответить Светлане сразу, и целующиеся снова скрылись под водой.

            - Сколько раз я говорила тебе – не подходи сзади! – снова вынырнув на поверхность, надула губки Светлана, делая вид, что сердится. Десна скоро вынесла их на песчаную косу, где плескалась теплая, как парное молоко вода. Мокрые и счастливые, супруги  сбросили одежду и зарылись в песок.

            - Где ты был так долго, Черн? Я соскучилась!-

            - Ездил в верховья Сейма. Там между Сеймом и Сулой есть проход в лесах. Места не заселены… думаю, что надо заставы срубить! - подполз к ней муж, делясь своими державными планами и еще много хотел рассказать, если бы Светлана не обхватила его за шею и не навалила на себя.

            - Потом… потом о землях будешь мыслить… сначала я… я, - горячо шептали губы, обжигая тяжело дышавшего северянского властелина. Утомленное солнце стыдливо прикрыло веки, наблюдая за ласками влюбленных и боясь помешать им в столь короткие мгновения счастья.

            - Я так давно не охотилась, - потягивалась Светлана, утолив любовную жажду и разглаживая густые волосы притихшего лады.

            - Нельзя тебе! Ты мать  моих  детей, княгиня северская, а не охотница, носящаяся за рысями и медведями у Люба. Помнишь наш уговор?! Ты не княжна Лебидь, свободная и своенравная как ветер, а правительница Северы! – сонно и недовольно пробурчал Черн, пригревшись на солнышке.

            - Посмотри лучше, высохла ли одежда наша?-

            Женщина направилась к кустам, на которых висели мокрые вещи. Движения ее были  легки и грациозны, как у быстроногой косули и в то же время упругие и уверенные, как у рыси перед смертельным прыжком. Князь залюбовался изгибами талии, бедер, колышущейся тугой грудью жены. Она и в самом деле напоминала одновременно могучую, хитрую рысь и ласковую, нежную, дарящую тепло и уют, домашнюю кошечку.

            - Вставай, великий князь! – обиженно обратилась к разморенному теплом Черну уже одевшаяся Светлана.

            Обнявшись, пара вскоре направилась к воротам ближней брамы. Снизу, от реки и причалов доносился шум гостей, выгружавших с челядью свои товары, готовившихся к завтрашним  торгам.

            - Смотри, Черн! – вскрикнула Светлана, указывая рукой, - там две ладьи брата!-

            Князь присмотрелся и в самом деле разглядел на носу кораблей пикирующих соколов Люба.

            - Пойдем, ладушка, - дернула его за плечо жена, убыстряя шаг.

            - Но Светлана…это гости должны приходить к князю, а не наоборот! – пытался сдержать ее Черн.

            - Эти гости – мои соплеменники! – не унималась Светлана, подталкивая мужа.

            - Ой, да это струги Антония, купца архонта Ахая! Он мне обещал привезти обрез парчи из Царьграда! – подпрыгнула княгиня, не обращая внимания на строгий укоризненный взгляд Черна. Скоро Светлана неслась по деревянным переходам пристани, не подчиняясь никаким правилам этикета, а за ней сокрушенно покачивая головой чуть поспевал северянский правитель. Любечане и ромеи бросили все свои дела, заметив летящую княгиню, и радостно зашумели, приветствуя ее поклонами. Сам Антоний выскочил на причал и поклонился в пояс подбежавшей Светлане и приближающемуся князю.

            - Здравствуй, Антончик,- чуть не расцеловала княгиня знакомое лицо купца, - как в Любече, что делают  брат с Любавушкой? – спешила Светлана узнать все новости сразу.

            - Дома все хорошо, великая княгиня, - обрадовал  Черна титулом  хитрый торгаш, - мир и спокойствие на землях любечан. Не дремлющее око господа нашего, - грек перекрестил  лоб и грудь, - охраняет благоденствие рода-племени твоего. Светлый князь Люб Киевич и княгинюшка его, Любава, да продлит дни их на бренной земле господь наш, передают вам, с князем великим Черном, подарки, - снова поклонился купец, подавая знак своим веслярам.  Перед  смеющейся Светланой появились отрезы  всякого узорочья  и паволоки, блестевшие на солнце золотыми и серебряными нитями.  

            - Не изволь беспокоиться, великий князь, мои люди занесут все в твои покои!-

            Против такого искушения женщина была просто бессильна, и уже через мгновение она спешила обратно во главе носильщиков Антония с тюками на спине.

            - Задержись, великий князь, - остановил Черна Антоний, - мои суда ходили в Константинополь и, возвращаясь обратно, привезли  нехорошие  вести из Дикого поля!-

            - Что происходит там, гость?-

            - Люб велел передать тебе, что началось движение хазар у Голубого леса и верховья  Дона. Они отводят свои кочевья в степь. Ратмир снимает заставы по Ворскле и у Инжир-брода!-

            - Ну и что?! Мне какое дело до хазар и Киева?!-

            - Но никто не знает, куда уходят хазарские вежи… то ли за Славянскую реку, то ли в другое место. Люб Киевич предупреждает тебя, великий, чтобы ты был настороже с дружиной, не покидал пока града!-

            - Спасибо Любу за заботу, но… я не вижу ничего особенного в том!-

 И северянский князь последовал за ушедшей вперед женой.  А Светлана, тем временем, пробиралась по базарным рядам, разглядывая гостей и привезенный товар. Многоголосый шум стоял над майданом Окольного града, готовившегося к завтрашним торгам. Спешащие люди расступались перед Светланой, узнавая княгиню. Многие гости с улыбкой кланялись, примечая хозяйку стольного града. Княжеские тиуны шныряли по майдану, собирая  с приезжих  мыто - право на торговлю, и кое-где возникали неизбежные споры. Черн быстро догнал Светлану, любившую, впрочем, как и все женщины, шум и толчею торжища.

            - Не место нам тут, княгиня! – решительно бросил он, за локоть уводя жену.

            Заприметив правителя, гости еще издали старались уступить дорогу, и перед княжеской четой всегда был простор, тут же поглощаемый толпой после их прохода. Внезапно Светлана почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Долго она оглядывалась, пытаясь найти его источник. Наконец очи встретились – княгиня смотрела в обжигавшие глаза изменившегося и пополневшего Соловья Трепетовича. Не поверив в такое, женщина остановилась и тряхнула головой.

            - Как он здесь мог оказаться?! Ведь его везде ищут гриди и брата, и мужа!-

            Светлана снова оглянулась, но… ничего не увидела.

            - Тебе плохо? – наклонился Черн над женой, - ты побледнела?!-

            - Нет, все хорошо. Только мне показалось… ты ничего не видел?-

            - Что я видел? Я не люблю бывать здесь! Пойдем  быстрее!-

            Скоро Светлана разглядывала парчу и паволоки в княжеских хоромах, но так и не смогла избавиться от призрака внимательных и угрожающих очей полузабытого Соловья. Изредка заходил муж, недовольно разглядывая подарки Антония, и уходил на детскую половину, откуда доносились радостные крики Мстислава и требовательное воркование Предславы. Неожиданно Светлана бросила на пол прекрасные ткани и, быстро переодевшись в охотничий костюм, тихонько выскользнула из горницы. Стараясь не привлекать внимания, она пересекла княжье подворье и направилась в Окольный город. Скоро ее поглотило шумевшее торжище. Но не товары, не шелк и аксамиты, золото и жемчуга манили взор на этот раз – она упорно вглядывалась в фигуры и лица торговцев.

            - Наверное, все же показалось, Чур меня, Чур…- вздохнула Светлана после утомительных поисков. Она поднялась по крутым ступенькам на дубовую стену и присела у бойницы частокола, любуясь тихо несущей свои воды Десной. По стене прохаживался дозорный, издали поклонившийся ей, а внизу шумел многолюдный майдан.

            - А кто же покидает град перед торгами? – удивилась Светлана, разглядывая плывущий на середине реки челнок. В нем находились два гребца. Они сидели спиной к стене и усиленно работали веслами, так что лиц разобрать не удавалось. Через некоторое время нос лодки уперся в кусты противоположного берега, и сидевшие выскочили на урез. Один  из них обернулся и долго смотрел на северянский  град. Светлана  побледнела – это был сын Кощея!!

            Княгиня  влетела со всех ног на крыльцо гридницы.

     - Черн! – звала по пути мужа, - милый  мой, лада, не уезжай завтра на Paxню! – упала  она в объятия  перепуганного  её  видом  князя.

- Что случилось?! – дал знак рукой Черн старшине покинуть трапез­ную, - почему  я не должен с дружиной завтра покинуть град? Я давно не был на Рахне. Заставу надо поставить, встретиться со старейшина­ми ходовичей. Слухи  бают, что хотят от меня они отпасть. Да я и боярам уже приказал…-

- Я только, что видела Соловья! - прервала его рассуждения взволнованная княгиня.

- Соловья? Какого Соловья? Ах... Трепетовича?! - рассмеялся князь, - тебе показалось! Его схватили бы мои  гриди... это был не он! - гладил по волосам Черн, успокаивая жену.

- Нет, любый, это был он! Я видела его первый раз на торжище – он пере­оделся гостем, потому его и не узнали, да и изменился уж очень. Я тоже подумала, что ошиблась и не сказала тебе, а потом он исчез! Но, вернувшись назад, увидела его вновь со стены! Тать плыл через Десну. Видимо бежал, чтобы не встретиться с прибывшими  любечанами. Это был точно он! Я не могла ошибиться  дважды!-

Озадаченный рассказом, князь встал и нервно зашагал по горнице.

- Успокойся, лада моя, в граде тебе ничего не угрожает. И потом, ведь северяне ничего не сделали его роду! Что он здесь вынюхивал?-

- Он пришел мстить зa своего отца Кощея! Мстить мне и моим детям! Я уверена в этом,  я чувствую это! – в сердцах топнула ногой княгиня.                                  

- Драгомир, - крикнул Черн  десятнику, - пошли за Святогором!-

- Тихо, любая. Даже если так, ничего плохого не случилось! Да и что может сделать один Соловей со своими татями. У него не более десятка изгоев.  Успокойся Светланка! - расцеловал жену князь.

Дверь отворилась, и вошел Святогор, ближний бо­ярин огромного роста и неимоверной силы воин. Его меч и стремена на целую треть превышали размеры оружия самых могучих дружинников. Слава Святогора стремительно распространялась по землям и родам, догоняя легендарного Славуту. Во время свадебных торжеств, Зорич хотел померяться силой с более молодым соперником  на Гульбище, северянском  ристалище, но князья наложили запрет на поединок, щадя недавно раненного в бою с Хотрием  Славуту.

- Слушаю, великий князь, - витязь склонил светлую голову.

- Останешься в граде в подчинении княгини. Будешь выполнять только ее  указы и ни на шаг не оставлять одну! Иди! – строго приказал Черн богатырю.

Когда за верным телохранителем  закрылись двери, князь снова обнял же­ну и ушел  с ней  в детскую.

- Я не могу остаться, ладушка. Князь не должен сидеть дома - он пра­витель.

Вон и Люб снова в поход собирается. Дружина  готова и поход состоится. Оставляю в граде пару сотен и воеводу Седня, а при тебе с детьми будет  на­ходиться  мой Святогор. -

 Уже солнце склонилось за горизонт. Наступали сумерки, и в горнице ста­новилось темно, но Черн различил головки наследников, сладко спавших на скамьях под шкурами. Он залюбовался надутыми губками Предславы и тихо погладил мягкие волосы  Мстислава, властно сдвинувшего во сне брови.

- Вот он, смысл жизни – есть, кому оставить княжество и бескрайние земли. Надо еще родить сына! - пролетели шальные думки.

- Отдохни, любая, и не волнуйся! - уложил князь жену и тихонько закрыл двери.

- Драгомир, -  позвал Черн воина, вернувшись в горницу, - пошли джуру в Святую рощу к жрецу Болдне. Пусть узнает, что боги предвещают на завтрашний поход, - неясное томление тяготило душу князя.

- А, может, отложить? Нет... отклад не идет на лад, гласит дедовская  муд­рость. Пусть будет так, как скажут боги! – решил Черн, рассматривая звездное небо над своим градом. Ещё долго северянский владыка рассуждал сам с собой, взвешивая "за" и "против". Наконец в дверь постучали,  и вошел Драгомир.

- Гонец, великий князь! - десятник пропустил внутрь джуру и старого волхва.

- Что говорят боги, жрец? – спросил Черн у старика, отпуская знаком отрока.

- Они в смятении, Северич! Петух Перуна предвещает грозу, а печень козленка Рода - солнечный день! Нет единства среди богов!-

 Князь стоял в раздумии.

- Если будет солнце - поход, а если гроза - останусь дома! Видно плохо молишь богов, волхв, или мало я жертвую Святой роще? Много капищ на северской земле, у каждого племени свое, но я хочу, чтобы наше стало главным святилищем союза! Я дам тебе еще гривну, но к  утру боги должны быть едины в решении и... благорас­положены к князю! Ступай, Болднич, проси лучше богов! – отпустил Черн хитрого старика.

На утро стройные ряды княжеской дружины стояли у стен детинца. Князь ждал только воли богов, чтобы выступить в поход на непокорных ходовичей. Светило яркое солнце, разогнавшее мрачное вечернее настроение и блики от сотен  закованных в железо витязей, выступающих в поход с князем, слепили глаза провожающим.

- Боги приняли жертвы! – донесли из Святой рощи младшие жрецы, и Черн в последний раз поцеловал дочурку, сына и крепко прижал к груди Светлану.

- Все будет хорошо,  ладушка, не выходи одна за вал! Я скоро вернусь, - князь вскочил с размаху в седло и дал знак. Светлана еще долго наблюдала за блестящей змейкой уходя­щего отряда с высоты дозорной вежи, пока та не исчезла за лесом. Княгиня быстро вернулась в хоромы и, поручив детей нянькам, вызвала воеводу Седня и  Святогора.

- Воевода, - обратилась она к старому воину, - я  давно не охотилась и решила развеяться на той стороне. В мое отсутствие за порядок в граде отвечаешь ты!-

-  А ты, боярин, возьми пять отроков, и ждите меня на пристани!-

- Но, княгиня! Великий князь приказал не покидать града! - пытался отговорить ее великан. Глаза Светланы зло блеснули.

-Черн приказал тебе выполнять мои указы и не отходить от меня, а я еду на ту сторону... выбирай, можешь остаться?!-

Богатырь сник, не зная, что еще сказать.

- Приказывай, великая! – склонил он голову, и вскоре ладьи переправляли охотников с  лошадьми через Десну.

- Пристань вон там – указала Светлана место, где виднелась в кустах брошеная однодревка.

Пока воины выгружали лошадей, княгиня подошла к лодке. В ней ничего не было, и Светлана засомневалась в задуманном. Но всадники уже ждали, готовые выполнить любой приказ. Княгиня вскочила в седло и быстро углубилась в заросли. Чуть заметная звериная тропа вела все глубже и глубже, пока не затерялась в чаще. Лес становился труднопроходимым, но княгиня, ориентируясь по солнцу, продолжала двигаться вперед. Внезапно на лесной прогалине все увидели многочисленные  конские следы, оставленные совсем недавно.

- Боярин, князь посылал сюда кого-нибудь. -

-  Нет, княгиня, но может быть мне это неведомо.-

- Ты посмотри на отпечаток - это не северские кони!- 

Воин  спрыгнул с лошади и опустился на колени.                     

- Ну и глаз у тебя, княгиня! У нас таких маленьких лошадок нет! - подтвердил стоящий рядом дружинник.

   - Я никогда еще не видел таких мелких следов, - произнес задумчиво Святогор, - этот след не принадлежит ни одному племени северского союза. Надо сказать об этом князю!-

- Нет, боярин, мы пойдем по ним сколько можно и попытаемся что-нибудь узнать! Будьте наготове! –

 Маленький  отряд осторожно пробирался сквозь хвойник. Возглавлял движение Святогор на своем могучем жеребце, а за ним двигалась княгиня, внимательно вглядываясь в темноту окружавшего леса. Чуть поотдаль пробирались пятеро гридей. Следы петляли по зарослям, и то исчезали  совсем, то вдруг появлялись на некотором расстоянии. Особенно хорошо они виднелись на твердой, почве, и тогда Светлана внимательно разглядывала оттиски копыт.-

- Не поляне и не северяне... значит, не изгои Соловья оставили следы, а кто же?!-

Уже полдня они преследовали неизвестных, но когда лес стал еще темнее, постепенно превращаясь в бурелом, княгиня прекратила движение.

- Все, хватит, у нас осталось время вернуться домой до темноты, дальше не пойдем. Немного отдохнем и назад.-

 Воины спешились и, найдя удобное место, разбили стоянку.

- Пойду хоть что-то подстрелю поесть, - бросила Светлана им, - разведите

огонь, поджарим свежатины!-

 Святогор последовал за ней. Лес постепенно поднимался вверх и становился реже. Внезапно охотники насторожились, и до них долетели непонятные звуки. Тихое ржание лошадей, звон оружия, глухие голова и приятный запах готовой снеди – все      перемешалось в этом далеком шуме.

- О, боги, да где-то рядом целый лагерь! - княгиня и Святогор переглянулись. Еще сотню шагов они шли на глухой шум, взбираясь на пригорок. Лес закончился, и перед ними открылась просторная, но не глубокая лощина. Внизу были люди. Светлана упала на  землю и ужом прошмыгнула к краю. Раздвинув руками траву, она увидела полдесятка костров с висящими над ними котлами и сидящих вокруг незнакомцев. Вид их был странен. Одетые во все черное, с невысокими шапками на головах, они были похожи на девушек из-за косичек ниспадавших из-под уборов на плечи. Смуглые лица с выступающими скулами и раскосыми слегка очами выдавали в них степняков, что доказывали маленькие, но упитанные лошадки с длинными не подрезанными хвостами. Разговор пришельцев напоминал вороний крик - гортанный, с переливами в горле, он резал слух и был страшно неприятен. Лук со стрелами, копье, сабля и круглый  деревянный щит, обтянутый кожей, составляли их вооружение. О нападении нечего было и думать - в лощине находилось не менее пяти десятков чужеземцев. Но странное дело – среди  них были и славяне! Светлана улавливала родную речь, перебиваемую гортанными выкриками. Где-то она уже слышала этот голос, но где? Никак не могла вспомнить княгиня. В этот момент один из степняков поднялся, и Светлана различила... Соловья!

 - О боги! Значит, это он ведет за собой ватагу чужеземцев! На родную землю! Это уже не разбой, а предательство!! Вот зачем он при­ходил в град – разузнать и разведать! Они, наверное, знают, что князя Черна нет дома.-

Светлана представила, как степная орда, скрылась незамеченной в лесах Посемья, где нет еще застав и крайне редки поселения. Но степняки сами никогда не решились бы углубиться в лесные края. Их кто-то вел?! Вот почему хазары ушли обратно в степь от застав росов и полян на Ворскл, и ведет их Соловей – последний из Трепета со своими татями. Да, только они могли провести врага, минуя дозорные вежи или уничтожая их! Назад, быстрее назад под защиту стен и детинца! Запереться и послать за Черном и Любом. Княгиня, размышляя, поползла обратно. Верный  Святогор сидел у ближайших деревьев, наблюдая за её движениями. Неожиданно он упал в траву и притих. По вершине пригорка шли хазары. Светлана лежала за небольшим кустом, вжимаясь со всей силой в землю и траву, но это видимо не помог­ло. По  возгласам  быстро приближающихся врагов она поняла, что её заметили. Лагерь в лощине ответил на крики диким воем и громким  топотом  ног.

- Вот досада, - подумала княгиня, - опять Соловью попадусь в лапы, а сейчас и Кощея нет, чтобы  его сдержать!-

Светлана со всех ног бросилась в лес, где за деревьями прятался Святогор. Хазары были уже близко, когда она влетела в спасительную чащу. Четырех степняков, неосторожно забежавших в кусты за ней, ждала пла­чевная участь - двое остались лежать на земле с переломанной шеей, ещё один извивался в траве с разбитой головой, а последний, получив удар в грудь, вылетел из чащи и покатился вниз по уклону. Но оставаться было опасно, и богатырь бросился за Светланой. Скоро беглецы выскочили на полянку, где ожидали свежатинки  воины, но, услышав дикий вой орды, сразу догадались и прыгнули на отдохнув­ших немного лошадей. Ещё мгновение – и маленький отряд уже мчался об­ратно по своим собственным следам, уходя от яростной погони.

Ветви деревьев больно хлестали по лицу и рукам, но ни кто не обращал на это внимания. Было ясно – в этой гонке решается судьба города, так как внезапность нападения неминуемо приведет к  его падению. Это понимали и те, и другие. Беглецы во чтобы-то ни стало пытались первыми достичь Десны и переправиться на правый берег, а преследователи стремились не допустить этого и уничтожить отряд. Длительная, отчаянная гонка не принесла заметного успеха ни одной из сторон. Славяне не смогли достаточно оторваться, но и не попали в руки преследователей. Крики последних стали понемногу затихать лишь недалеко от реки, и Светлана надеялась, что их успеют заметить с другого берега и на ладьях выслать помощь. На всем скаку они вылетели к Десне, где высаживались утром, но на урезе уже ждали тати Соловья. Видимо, изгои знали другую, более короткую дорогу и не помчались вместе с хазарами по следам беглецов. Челна-однодревки в кустах уже не было, да и воспользоваться им не хватило бы времени - сзади наступали на пятки преследователи, а впереди на берегу ожидали свои разбойники! Светлана не колебалась - во чтобы-то ни стало надо пробиться к реке!

- Вперед, севера! - бросила клич княгиня и выпустила стрелу в ближайшего татя. Стрела пронзила неприкрытое плечо изгоя, и он рухнул под конские копыта. Завязалась отчаянная сеча. Святогор уже двоих отправил в вирий, но и разбойники зарубили двух гридней. И все же севе­ряне, теряя своих людей, медленно приближались к Десне. Когда Светлана достигла воды - половина татей была уничтожена, но её защищали только верный Святогор и молодой раненый джура. В этот момент из леса вылетел отряд преследователей   и  с визгом бросился к сражающимся. Но и на том берегу уже заметили неладное, и дружинники бежали к пристани, а на дозорной веже водяной брамы  раздались удары тревоги. Пронзенный  стрелами раненый джура упал в воду, и тело поплыло по течению, постепенно погружаясь и исчезая с виду.

- Плыви, княгиня, быстрее, плыви! – прорычал Святогор, отбивая направленные на Светлану со всех сторон мечи и копья. Она заметила, как Соловей что-то шепнул стоящему поза­ди хазарину и показал на неё мечом. Батыр что-то крикнул  своим воинам, и тотчас мечи и копья сменились свистящими в воздухе арканами. Несколько опустились на Светлану, но их тут же перерубил  Святогор.

- Беги, княгиня, плыви на ту сторону! – заорал витязь и  хлестнул ее коня. Вода доходила уже до брюха животного, когда ему в шею вонзилась полянская стрела. Светлана обернулась и встретилась с ненавистными очами Соловья.

- Ах, сволочь! – не выдержала и выругалась княгиня, показывая ему кулак. Захлебывающийся конь забил ногами, и его подхватило течение. Светлана соскользнула в

 прохладную воду и поплыла, ожидая погони. С правого берега уже отвалили боевые ладьи с гридями, натягивающими луки, а на урезе все еще сражался израненый Святогор. Он не стоял на месте, не давал себя заарканить, а двигался во все стороны, разя направо и налево громадным мечом окружавших врагов. Он был похож на матерого вепря-секача, облепленного со всех сторон волчьей стаей. Уже c  десяток хазар лежали, истекая кровью, у воды, и взбешенный батыр  что-то  гортанно прокаркал своим — на витязя посы­пались стрелы. Святогор упал - несколько стрел все же пробили  кольчугу  с близкого расстояния, вонзились в бедра. Степняки толпой бросились на внушавшего суеверный страх богатыря. Замелькали мечи и копья, посыпался град ударов. Напрягая последние силы, изрубленный гигант поднялся и  вновь отбросил  нападавших. Хазары в ужасе разбежались, как голодные соба­ки от раненого медведя. Любой смельчак, приблизившийся на длину могу­чего меча, падал сраженный, но таких становилось все меньше и вновь звенели стрелы. Одновременно и река ответила стрелами - это подоспевшие ладьи подняли на борт Светлану и шли к месту боя.

- Не подходите близко к берегу! – приказала мокрая и озябшая княгиня, натягивая тетиву лука.

- Mы не знаем, сколько их скрывается в чаще, но наших воев и Святогора надо забрать – они спасли меня и град! -                  

          Хазары, заулюлюкав, отступили с уреза. Часть гридей соскользнула  в воду и побрела к берегу, под прикрытием натянутых луков. Степняки шумели, но близко не подходили. Это дало возможность перенести тела павших и еще дышавшего, но всего изрубленного Святогора.

- Беда, княгиня! – указал  вверх по течению сотник Хоробор.

-Что это?! – ужаснулась Светлана. Там, вдали, у перевоза, Десну перегородила черная туча переправлявшихся на правый берег людей и лошадей. Хазарская ор­да, потеряв внезапность, пыталась окружить град и взять его штурмом. Ладьи круто развернулись и полетели к пристани, а над красавицей  Десной стоял тревожный гул вечевых щитов.

Едва корабли торкнулись бортами о причалы, Светлана выскочила и           бросилась в детинец.

- А, может, отправить детей в Любеч? – мелькнула мысль у бежавшей княгини, -  там Люб и Славута, там флот Солодка  и... Днепр, Киев, - лихорадочно менялись на ходу мысли.

 - Нет, дети северянского князя должны быть с отцом, Черн вернет­ся, соберет полки и…-

 Вот и детинец. У Киевских и Любечских ворот стоит неимо­верная давка, все стараются попасть под защиту мощных стен и дружины, пока враг не окружил град. Воевода Седень уже расставлял  воев  на стенах, поглядывая, далеко ли хазары и не пора ли закрывать ворота.

- Посылай за Черном, воевода, он еще не далеко ушел!-

- Уже послал, а что делать с гостями, мы не можем принять столь­ко народа в детинец!-

- Хазары далеко и не все переправились, - задумалась княги­ня, глядя вдаль на огромную массу степняков, группирующуюся на правом берегу и все ещё переправлявшуюся, - всех купцов на корабли, по реке успеют уйти. Пускать в детинец только наших поселенцев, кто не успеет, пусть уходят в леса окружные!-

 Княгиня поспешила в хоромы к детям. В граде стоял  небывалый гвалт, похлеще любечских торгов. Раздавался женский  плач и крики возмущенных  купцов, выдворяемых на ладьи и струги с товаром и без оного.

- Великая княгиня! — бросился в ноги какой-то гость. Светлана хотела пробежать мимо, но узнала Антония, купца любечского, которого подталкивали  два гридя.

- Стойте! - приказала она стражам.

- Великая, разреши остаться под защитой стен града, во имя господа нашего. –

 Он торопливо наложил  крест на лоб.

 - И в память архонтиссы Галины, подруги твоей! -       

  Последнее возымело действие большее.                               

- Антон, лучше уезжай, здесь будет очень жарко. Хазары движутся несметной ордой, а князь в отъезде!? Река же открыта и свободна!-

- Но, Киевична, они могут меня перенять на Боловосе, там очень узко, ты же знаешь!-

- Антон, спускайся к Киеву по Десне... а впрочем, как знаешь... оставьте его! - Приказала она гридям и поспешила дальше.

- Благодарю, великая!- радостно стал кланяться гость и помчался к своему товару.

- Ярослав, - позвала сотника охраны, вбежав в хоромы.

- Он наверху, в детской, княгиня! – отозвался огнищанин Ивор, одетый в боевые доспехи.

На их голоса выбежали встревоженные дети, а за ними спускался сотник. Маленькая Предслава испуганно моргала глазками и протягивала ручонки к Светлане, надеясь найти защиту от всего мира на теплой маминой груди. Мстислав сжимал детский меч и пытался держаться,  как подобает воину и княжичу, хотя на глазах стояли слезы, и он лихорадочно искал отца. Светлана обхватила их и прижала к себе. Княгиня была готова разрыдаться, но сдержалась - ведь за ней распла­чутся и дети. Смахнув непрошеную слезу, она повернулась к сотнику.

- Ярослав, возьми гридей и скачи во весь опор к брату в Любеч! Зови на помощь, но не наезженной  дорогой у Боловоса, а охотничьей тропой, понял!-

- Все  исполню, великая!-

- А её возьми с собой, передай княгине Любаве из рук в руки! - указала Светлана глазами на дочь.

- Пусть няньки соберут!-

Когда все ушли, княгиня бросилась на скамью и заголосила как простая поселянка, ломая и выкручивая руки.

Тишина наступила в стольном северянском граде. Все черниговцы, успевшие укрыться в детинце, молча наблюдали за приближавшимся в сумерках невиданным врагом с высоты стен и пали­садов. Все брамы были наглухо закрыты, а мосты подняты. Дружина, стоявшая на стенах, приготовилась достойно встретить находников. Одно было ясно – град застигнут врасплох и не сможет долго обороняться. Если не поспеет помощь - гибели не миновать! Воды и пищи было доста­точно, но основная часть дружины ушла с князем, а ополчение племен собирать некогда. Северяне с высоты наблюдали, как темная  масса  осторожно подходит к Стриженю, и, быстро преодолев речушку, охватывает со всех сторон Окольный город с жилищами, хоромами, торжищем. О боги, сколько их?! Никто не ведает чужой силы, только многочисленное ржание коней чужинцев раздается по деснянской округе. Скоро наступил момент, когда враги окружили  град, и не осталось направления, где не светились бы в ночи многочисленные хазарские костры. Свободна была лишь одна сторона стен – на восход солнца, где так же вольно  катили свои воды зачарованная Десна и тихий Стрижень. Скоро запылали причалы,  и далеко на юго-западе разгорелся багрянец на фоне темного неба. То горела Святая роща с северянским капищем на Болдиной горе. Славянские боги покидали землю и возносились на небо, уносимые хазарским пламенем. Все смелей и смелей находники проникали на улочки Окольного города, шныряли  по жилищам бедняков и хоромам старшины, грабили и уничтожали  все, что не успели спрятать или забрать хозяева. То там, то здесь слышались визги животных, крики убиваемых сородичей и вопли насилуемых северянок, не захотевших или не успевших покинуть родной угол и спрятавшихся где-нибудь, надеясь на милость богов. А скоро и весь посад запылал, превращая все нажитое в черный дым и  пепел. Детинец стоял в сплошном кольце пожаров, и его защитники зловеще озарялись, жадно тянущимися к стенам, языками пламени.

- Где ты, мой ненаглядный витязь, где ты, Черн?! Неужели не чувст­вуешь беду, постигшую твое гнездо родовое, не видишь это зарево в полнеба! - металась в смятении  Светлана, прижав к себе Мстислава и наблю­дая за разгулом огненной стихии из бойниц гридницы. Светлана по­чувствовала себя одинокой и беспомощной, как тогда, на плато перед духами.

- Как сейчас не хватает опытного Люба и могучего Славуты Зорича.  Уж они знали бы, что делать.  Даже верный Святогор покинул меня, - вспомнила  Светлана  о  лежащем в клети детинца изрубленном теле. Княгиня нежно погладила головку сына.

- Мамо, мамо, а батько вернется... вернется? - теребил её Мстислав, сжимая маленький меч.

- Конечно, мой любый! Он скоро примчится и порубит всех врагов, - успокаивала его Светлана, - ложись, отдохни, сынок, этой  ночью ничего не случиться.-

 Она раскрыла лежанку, которая звала мальчика привычным теплом и уютом. Казалось, что стоит накрыться с головой – все исчезнет, как страшный сон. Светлана вышла в соседнюю горницу.

- Позови шептуху, - бросила устало ожидавшему у дверей огнищанину.                                                                  Скоро вошла худенькая, вся согнутая к земле, с быстро бегающими узки­ми глазками бабка.

- Что тебе, моя  лебедушка – княгинюшка? Не спится, чай?-

- Вот что, Варвара, хватит щебетать, не на пирах - гулянках сейчас. Приготовь чашу снадобья смертного... принеси мне... и быстро! - повысила голос Светлана, заметив, что глазки у шептухи остановились. Бабка исчезла и через некоторое время  прошмыгнула обратно.

- Вот, сердечко мое, ласточка теплая, самое сильное зелье и со­вершенно безболезненное, а кому оно надобно-то? Ты не серчай, княгинюшка... тьху на них! -  трижды плюнула бабка через левое плечо в сторону озаренной бойницы.

-Вот прилетят наши соколы сизокрылые, и все наладится... ты не спеши, лебедушка... – заглянула она в очи  Светланы.

- Иди, Варвара, иди, расскажи веселую сказку Мстиславу, - отправила её та.

Когда бабка прикрыла дверь, женщина развернула белую тряпочку, по­нюхала горшочек, наполовину заполнений  жидкостью и пахнущий мятой.

- На всякий случай, - подумала княгиня, ставя посудину на полочку,- ни я, ни сын Черна, в руки им живыми не попадут!-

За окном потихоньку спадал шум и крики – нагулявшиеся хазары засыпали у громадного костра, в который превратился пылающий Окольный город. Светлана спустилась вниз и вышла на подворье. У дверей как всег­да стояли гриди, а во дворе дежурил  десяток  Ярослава. Заметив княгиню, вои последовали за ней.

- Нет, нет, охраняйте хоромы – там северянский княжич, - остановила их Светлана и направилась на стену Любечской брамы, самого опасного места детинца. Воевода Седень был там. Он напряженно всматривался в пылающий посад, пытаясь определить количество врагов.

- Утром увидим, боярин, - появилась  из темноты княгиня, и полусонные дружинники поднялись на ноги, - отдыхайте, родичи, завтра вам бу­дет нелегко! - остановила их жестом  Светлана.

- Обойди стены, боярин, проверь дозоры, особенно со стороны реки, а я побуду здесь! - приказала она и  присела у частокола, когда силуэт воеводы растворился в темноте.

- Ну что, много их? – спросила княгиня у ближайшего стража, вглядывавшегося в темень.

            - Нельзя сосчитать, Киевична, темно и пожар, все мерещится. Степняки не полезут на стены ночью, да и днем не умеют брать грады, вот  пограбить малые поселения они любят! – зародил надежду в сердце Светланы опытный воин. До самого рассвета она просидела на стене, вглядываясь в зловещую темноту за пожарищем, а когда появились первые признаки рассвета, приказала поднять всех на стены. Скоро детинец ощетинился стрелами, копьями, мечами, а то и просто вилами, косами и баграми, торчащими над частоколом. Страшное зрелище предстало перед глазами защитников крепости – весь Окольный город лежал в руинах. Еще  догорали, дымились последние строения. Видимо и вся округа черниговская подверглась такому же разорению, так как во многих местах над лесом поднимались к небу черные столбы дыма. Ужас и злость охватили защитников, когда при свете встающего солнца славяне увидели несметную хазарскую орду, обступившую детинец с трех сторон. У самых  стойких воинов защемило  сердце и было ясно, что даже возвращение князя Черна с дружиной не исправит положения - надо собирать племенное  ополчение.

            - Прав был Люб, обращая внимание Черна на слабость обороны союза! – подумала княгиня, но и в этот тяжелый момент она не дрогнула, а взяла на себя руководство.

В лагере находников началось оживление, прозвучал сигнал, и лавина степняков ринулась на приступ. Всадники носились под стенами града, выпуская тысячи стел, а отряды спешившихся нукеров под их прикрытием носили связки веток, недогоревшие бревна из пожарища и все сваливали в ров перед мостом и воротами. То же  происходило и у других ворот. Хазары явно готовились идти на приступ крепости, что было не в обычае степняков – ими руководила чья-то опытная рука. Светлана знала чья! А когда она заметила ненавистное лицо Соловья Трепета – сомнений не осталось. Как же она жалела, что в свое время послушалась Галину, не вернулась в спящий лагерь Кощея на плато и не перерезала Соловью горло! Неужели сбывается предсказание слепого Гома?

            К середине дня о рве у ворот напоминали лишь небольшие впадины, среди которых виднелись человеческие тела застреленных защитниками хазар. Многие северяне на стенах были убиты и ранены вражескими стрелами, но и внизу у детинца валялись трупы нападавших. Вот скачка прекратилась, и защитники смогли перевести дух. Огромные толпы спешившихся хазар стояли вокруг крепости, готовые лезть на стены. Во многих местах виднелись изготовленные за ночь лестницы, а напротив ворот лежали мощные стволы деревьев – тараны!

– Если  вся эта орава ринется на стены – нас  просто не хватит? – мрачно  подумала княгиня, уже переодевшаяся для сражения. Верхнюю часть тела защищала мельчайшая кольчуга любечских  кузнецов, уже спасшая несколько раз Светлану от стрел степняков. На голове красовалась мисюрка-шлем с металлической сеткой-бармицей, закрывавшей уши и заднюю часть шеи.

-Что делать, воевода? – спросила она подошедшего Седня, - не хватит за­щитников на все стены, когда начнется штурм! -

- Если будет тяжело мне у Киевских ворот, шли княгиня помощь, а если главное будет у  Любечской брамы, я пришлю часть своей дружины тебе.-

- А если одновременно и там и там?-

- Я просигналю  дымом, и Драгомир бросит своих со стороны воды – там пока нет хазар и, видимо, не будет.-

В этот момент к стенам подъехали двое. Раздался зов рога, вызывающего защитников на переговоры. Переглянувшись, Светлана и Седень вышли на свободное место. Наступила гнетущая тишина.

- Я, Хусэрэн, великий владыка степей Меотиды до Стального хребта, великий ишхан хазарской земли, а также повелитель алан, касогов, иберов, лакцев, абхазов и множества народов. Я, Хусэрэн, сын Кулинтана, каган и бахадур, повелеваю вам сдать град кагана Черного. На всю ва­шу землю северянскую уже наложена дань моя - соболь с дыма и шелег с сохи!-

Толмач остановился, ожидая ответа. Взоры защитников устремились на княгиню.

            - Скажи своему степняку, что скоро вернется великий князь Северянский с полками и тогда уничтожит вас!-

- Не эти ли полки имеешь в виду,  женщина!-

И по знаку толмача к стене были свалены помятые и пробитые, окровавленные доспехи ушедшей северянской дружины. Светлана побледнела и отшатнулась, едва не потеряв равновесие. Казалось, что сердце остановилось и ему не хватает воздуха.

- Неужели орда застигла врасплох и Черна?! Неужели её мужа… лада мой... нет, нет! - гнала она хаотичные мысли от себя.

- Месть, месть, месть и борьба! Еще есть брат и Славута! - в Светлане вновь просыпалась воительница, уснувшая немного в замужестве  за могучей  спиной Черна.

- Помощи тебе ждать неоткуда, Киевична! - неожиданно раздался снизу голос Соловья.

- Князь Черн попал в засаду и разбит, северяне так и не успели собрать ополчение, а теперь и собирать некому и некого. Земля твоя заполонена хазарами, a гриди твои скрываются в лесах дрему­чих,  час расплаты настал!-

Княгиня  схватила лук, но… где, где предатель?! Видно он переоделся в хазарина и не выделяется среди толпы. Светлана выстрелила наугад. Толмач захлебнулся кровью и свалился на землю. Хусэрэн, прикрываясь от стрел и что-то выкрикивая на ломаном языке, поставил коня на дыбы, а затем вонзил в ворота кинжал  и поскакал к орде.

- Что, что он сказал? – княгиня  повернулась к стоявшей рядом старшине, но никто не  успел понять его возгласов, только княжеский волхв изменился в лице.

- Прикажи, Киевична, поднять нож!-

 Скоро гриди, сделав петлю, выдернули клинок из ворот и подали старшине.

- Это его нож! – побледнел  Корень, - на серебряной рукояти грифон терзает поверженного коня. Он сказал, что месть Аримы неотвратима! Этот клинок вонзится в сердце Черна и всех его близких! - без объяснений волхв спустился со стен и исчез с вида. Ничего не по­нявшая княгиня поспешила к воротам, в которые уже стучал таран, разнося эхо по окрестным  лесам. С юга ему вторили такие же удары по  Киевской браме.

  - Арима…арима…- стучало  в  висках.

- Бух... бух... бух!- отвечали  ворота.

- Бух…бух…бух…-

Летело лихо над славянской землей, возвещая беду, смерть и лишения. Хазары забрасывали детинец горящими стрелами, и на княжьем подворье начался пожар. Все скрывшиеся в крепости родичи бросились тушить, в то время как защитники стен пытались остановить нападавших. Они бросали сверху копья, камни, огромные бревна разобранных жилищ также летели вниз, увеча и раздавливая своей тяжестью штурмующих, но на место убитых сразу же становились другие. Каган Хусэрэн, томимый многолетней  жаждой мести не жалел своих людей, посылая волну за волной толпы хазар на ворота и стены крепости...

- Княгиня, - примчался гонец от Седня, - Киевские ворота рухнули и дружина рубится у входа, воевода убит!-

Светлана дала знак, и вои Драгомира с речной стороны поспешили на помощь. Любечские ворота прогибались и трещали, готовые распах­нуться в любой момент и дружина княгини бросилась вниз, готовясь к рукопашной схватке, оставив на стенах только лучников.

Внезапно, из бли­жайшего перелеска вылетел конный отряд в сотню-другую всадников и с ходу врубился в тыл нападавших. В этот момент ворота рухнули, и осаждавшие ворвались в детинец.  Вои  княгини преградила им путь – в проеме началась отчаянная сеча. Светлана видела с высоты  стен, как отряд довольно быстро пробивается среди хазарского моря к воротам, устилая свой путь многочисленными трупами нападавших. Во главе отряда мчался... северянский князь! Светлана видела своего мужа, и руки тянулись к нему.

 - Ладо мой, - кричала душа княгини.

 Тяжеловооруженные гриди Черна уже были недалеко от ворот, где шла сеча. Степняки не могли устоять перед этим двойным, отчаянным натиском и стали медленно откатываться. Но каган бросил в бой личную ох­рану - телохранителей. Хорошо вооруженная и обученная византийским приемам хазарская конница взяла в кольцо дружину князя и оттеснила от ворот. Один за другим падали вои северянского владыки, унося с собой души находников, но многократное преимущество было на стороне хазар. Все меньше и меньше становился островок славян среди темной массы. В последний момент князь Черн посмотрел на стену и улыбнулся жене, возвышавшейся на фоне задымленного неба.

- Прощай моя лада и до скорого свидания… - прошептали его окровавленные уста.                                      Княгиня видела, как тело мужа сползло под сыпавшимися ударами на землю и распласталось у копыт скакуна, как возле него стали последние  гриди, укладывая рядом хазар, и скоро полегли сами.

- Все! "Счастье ваше будет большим, но не долгим..." - вспомнила Светлана пророчество старого Гома.

- Нет, не все, - упрямо твердила вмиг поседевшая женщина, увидев, что хазары расступились, и к телу мужа подъезжает каган Хусэрэн. Как в тумане, Светлана взяла  лук и достала последнюю длинную, тяжелую гомийскую стрелу.

 - О боги и ты... Иисус Христос, - вспомнила неожиданно имя таинственно­го бога,      которого всегда призывала Галина, - помогите мне последний раз в этом мире, и я отдам вам свою душу!-

 Каган хазар наклоняется над изрубленным телом Черна... берет за окровавленные волосы любимую голову, чьи уста столько раз целовали ее, и поднимает клинок.

- Ввить, - взвизгнула стрела вещего Гома. Глаза Светланы с колдовской силой следят за полетом, словно направляя её. Стрела пробывает шелом кагана и вонзается в левое ухо. Пораженный хазарин удивленно  смотрит на Черна и падает рядом.

- Это месть Аримы! – слышит он напоследок крик обезумевшей седой  женщины  со стены.

  Души двух врагов одновременно и мирно покидают тела, устремляясь в небо к своим богам. Разъяренные телохранители бросаются в ворота, сметая все на своем пути. Детинец горит, хотя у стен, на дворе хором и у дверей гридницы еще идет ожесточенный бой. Княгиня отбрасывает ненужный лук, сагайдак и спокойно спускается вниз. Никто из дерущихся не обращает внимания на старуху с развевающимися седыми волосами. Княгиня не заметила, как переступила через тело распростертого на земле Антония, любечского гостя. Светлана проходит мимо нянек и служек, сбившихся в испуганную кучку на первом  этаже, и поднимается в детскую.

- Мамо, - бросается к ней из рук Варвары сынишка, - а где же батько?! Мы уедем отсюда?! Мамо, а что с твоими волосами, что с тобой?-

Старая  нянька-шептуха  с  испугом, как на  лесную  навию, таращится на белую, словно  лунь, Свет­лану.

- Свят... свят... свят... Чур... чур меня, чур, - молится бабка на все лады.

- Иди, Варварушка... иди, помысли сама о себе, - отпускает её ласково княгиня, и бабка стрелой, словно молодуха, вылетает из горницы, чуть не сбив с ног гридя у дверей. Княгиня обнимает Мстислава и целует его испуганные глазки.

- Выпей, сынок, выпей немножко, и мы уедем в теплый сад и зеленый  луг, туда, где растет сочная трава и где ждет нас твой тато! - подает она сыну горшочек с полки, пахнущий мятой и полынью.

-  Я увижу батька?! - радостно прыгает успокоенный присутствием матери мальчик.

- Ма... а что с твоими волосами?-

Мстислав возвращает горшочек маме. Светлана осторожно допивает зелье и садится рядом с сыном, прижимая его к себе. Они сидят обняв­шись, прислушиваясь к звукам боя, и княгиня начинает напевать колы­бельную песенку, чтобы заглушить звон мечей.

- Мама, я спать хочу! - прошептал Мстислав, цепляясь за  Светлану ручонками.

- Ложись, ложись, малыш... я спою тебе, а ты спи! - она укладывает сынишку на скамью и укрывает нежно шкурой. Мстислав вздохнул глубоко, обхватил мать за шею и, улыбнувшись… затих. Светлана поцеловала чистые очи сына и закрыла теплые веки. В глазах снова появился старый Гом – «...а будут у меня дети, батько? И да, и нет...». Уже ничего тайного в этих словах для Светланы не было! Голова закру­жилась, и княгиня  легла рядом с сыном. Перед глазами стояло детство – мать с отцом, братишка Люб сидят на берегу речушки, красивый юноша поклоняется ей, называясь северянским князем... они вместе с Галиной охотятся на лис…  Внезапно, у дверей послышался звон мечей, звук падаю­щего тела, второго, третьего. Дверь распахивается, и в горницу врываются четверо - впереди стоит Соловей. Светлана гордо поднимается и выхватывает нож с грифоном на рукояти.

- Бесполезно, Киевична, ты моя по праву победителя… ты раба по войне. -

Княгиня непонятно чему улыбается, медленно поднимает руку и… с  силой вонзает клинок в сердце!

Соловей стал на колени перед распростертым телом, что недавно назы­валось великой княгиней северянской. Его тати уже разбежались по хо­ромам, а он все стоял и гладил её седые волосы.

- Как ты прекрасна, лада моя, - вылетело из его уст. Разбойник поднял бездыханное тело и положил ря­дом с сыном на скамью.

- Прощай, моя недоступная мечта... что я наделал… - шептали губы Трепетовича, а плечи содрогались от рыданий.

Бой еще шел в некоторых местах детинца. Особенно тяжело ха­зарам приходилось у дубовых стен гридницы, где заперлись дружинники северянского князя и рубили наседавших врагов. Но большинство находников уже рыскали в поисках добычи. 

Неожиданно за раз­рушенными стенами града раздались многочисленные звуки рогов, звон оружия и тяжелый конский топот. По западной дороге из леса вылетела многотысячная тяжеловооруженная дружина с двумья витязями во главе. Проходя сожженный  посад, полки разделились на две части и направили свои удары на Киевские и  Любечские ворота.

- Улюб…Улюб – шайтан…- в страхе  кричали старые нукеры, прыгая на коней. Хазарская орда просто разбежалась при виде несущейся конной массы славянских всадников, а те, что замешкались или пытались вступить в бой, были сбиты наземь и затоптаны копытами. Расстроенные ряды телохранителей погибшего кагана не смогли сдержать мощного лобового удара конницы Люба и, забрав тело Хусэрэна, стали уходить на полночь к переправе. И хотя численное преимущество оставалось у ха­зар - не имея кагана и занятые грабежом, находники были быстро раз­биты и бежали в разных направлениях. Всадники Люба и Славуты, окружив развалины града, ворвались внутрь детинца, где ещё шел ожесточенный бой, и стоял звон мечей. Все хазары, оставшиеся в крепости и не знавшие о бегстве своих, попали в окружение и были вырезаны.

Люб и Славута пробились в княжеские хоромы, где пытались сп­рятаться хазары, но не они интересовали витязей – на врагов набросились гриди. В одной из горниц князь нашел уцелевших теремных служек.

- Где, где княгиня с сыном?! – задыхаясь от волнения, крикнул Люб.

Перепуганные служки заплакали от радости и указали на верх. Они быстро взбежали по ступенькам. Перед детской плавал в луже крови дружинник, а рядом ещё несколько тел. Люб побледнел и распахнул дверь. На скамье лежала страшно изменившаяся сестра, а рядом с ней сын Мстислав. Если бы не нож в груди княгини, то казалось, что они просто спят. Ha полу у зловещего ложа на коленях стоял человек в хазарской одежде. Его голова склонилась вниз и … даже не обернулась. Только глаза немигающим взглядом смотрели на покойную. Князь тихо вошел, но хазарин не шелохнулся. Он не пытался защищаться или бежать, даже когда Славута с порога произнес страшное имя - Соловей! Люб узнал, наконец, в хазарине заклятого врага. Князь провел дрожащей рукой по седым волосам сестры.

- Что ты с ней сделал?! - тихо, без злобы спросил он. В горнице стояла мертвая тишина.

- Не видишь, князь, я убил её... теперь мы равны, костлявая  всех  делает равными, значит, она моя... - тихо и загадочно ответил бывший зорич.

- Взять его, - махнул Славута гридям, и не сопротивлявшегося раз­бойника поволокли во двор.

- Найдите князя Черна!-

    Люб сидел у изголовья сестры и гладил её волосы, не понимая, что это уже свершилось! Все ждал, что мать с сыном проснутся и встанут со ст­рашного ложа. Славута подошел ближе и побледнел, узнав нож Черна. Далекие воспоминания заполонили бана. Где-то он уже это видел! Дон, арабы и хазары. Черн, бросившийся на пленника с мечом, а в глубине шат­ра лежит такая же женщина с таким же клинком в красивой груди, и… грифон продолжает терзать поверженного коня.

   - «Закопайте ее вместе с ножом, он осквернен  кровью женщины».-

 Вспомнил Славута слова северянского князя, а потом...

 - «Обмен Горислава, плот на реке и... пояс Хусэрэна, который при­нес дулебский княжич…»-

- Все, месть свершилась, - тихо прошептал богатырь, смахивая слезы, - будьте вы прокляты!-

Поднял Зорич огромные кулаки к небу, угрожая кому-то. В этот момент вои внесли в горницу изрубленное тело Черна и положили ря­дом на скамью. На  губах  северянского властителя  застыла  такая  же  за­гадочная  улыбка,  как  у  княгини  Черны.

-  Так вместе и захоронить! - приказал Люб, бросив последний взгляд. Они вышли во двор, где гриди держали пленников.

- Что с ними делать? - спросил Добрыня, уже зная о случившемся.

- Казнить всех, а трупы в Десну русалкам! – бросил Славута, следуя за молчавшим князем. Внезапно его взор остановился на Соловье.

- Нет, тать, ты так легко не отделаешься! – бан выхватил родича из толпы приговоренных.

-Ты опозорил имя  зорича, ты привел чужинцев на родину, а преда­тели так легко не умирают! - Славута взял два десятка воев и направился за стены.

Маленький отряд быстро шел к ближайшей роще, переходящей в темные заросли.

- Где Хусэрэн? - спросил Зорич у Соловья.                      

- Там, где нашли тело князя. Княгиня Светлана на мо­их глазах всадила ему стрелу  за мужа!-

- Но его там нет?!-

- Значит, увезли степняки.-

- Что тебе сделала Светлана?-

Они остановились в перелеске у двух молодых, растущих  рядом, берез.

- Я любил её, бан! – был тихий и неожиданный ответ разбойника.

- Да?! – очи Славуты расширились от такой чудовищной  лжи.

- Согните мне их! – приказал он страже, показав  на деревья рукой.

-И потому убил её... привел на землю дедовскую вражью орду, а раньше промышлял разбоем! - продолжал Зорич, привязывая  верхушки  к ногам Соловья.

- Она - Киевична, княжна... у меня был только один путь – взять её си­лой, бан, - спокойно и безучастно к своей судьбе ответил тать.

- Может быть, скоро снова увижу её... там! - глаза разбойника бороздили бездонное, голубое небо, как бы отыскивая кого-то.

- Нет, Соловей, ты не войдешь в священный вирий к дедам и прадедам, ты не будешь и там ковать крамолу и зло, ты не нарушишь покой богов и тех соплеменников, кто его заслужил. Ты превзошел в злобе даже своего батьку - такого негодяя, ещё не рожала земля славянская, мне больно и обидно, что ты  родич! Прощай, тать, у тебя будет две души, а не одна и они вечно будут летать неприкаянными, не попадая в вирий и проклятыми на земле. Говорю  тебе как  последний  верховный  жрец  Рода!-

- Отпускай!-

Отошел Славута в сторону, не слушая мольбы и ругань перепугавше­гося разбойника. Березки упруго выпрямились, в небе раздался отчаянный вопль - и на каждой верхушке повисло пол-Соловья.

Весь оставшийся день любечане готовились к погребению княжеской семьи и погибших родичей. Дозоры северян и любечан внимательно наблюдали за окрестностями, чтобы не дать себя застигнуть хазарам  врасплох. Убитых находников просто сбрасывали в воду, и река быстро уносила их тела. Погибшую дружину складывали на княжеском подворье - их должны были упокоить согласно северянскому обычаю оставшиеся в живых родичи и соплеменники, скрывающиеся по окрестным лесам. Люб и Славута прекрасно понимали, что удержать огромную территорию былого северянского союза, к тому же наводненную хазарами, им не под силу. Да и признают ли многочисленные племена Люба своим князем?! Ведь он не потомственный северянский властелин! К тому же неизвестно, что будут делать хазары. С момента гибели Черна межи земелъ Люба и Славуты ста­ли открытыми, и следовало позаботиться о защите своих поселений. Поэтому правители спешили, и приготовления шли даже ночью.

Когда пер­вые лучи Ярилы коснулись верхушек деревьев и озарили разоренную черниговскую округу, Люб, как верховный жрец дал сигнал, и застучали траурные барабаны и бубны, засвистели жалобно пищалки-свирели. Сошлись остатки северян и дружины полянские ховать князя великого северянского с сыном и ладою. И вновь полетели Карна и Жля над землею славянскою. И на звуки жалобные вышли из лесов схоронившиеся родичи, поплыла песня  женская, заупокойная и прощальная:

                                           ...ай-же плотнички-работнички,

                                           што вы деете холодную хоромину

                                           холодную, а не мшоную

                                           не прорублены косевчатые окошечка

                                           не складена печенька муравленая…

Под звуки этих щемящих душу причитаний, рядом со сгоревшим святилищем Макоши, на высоком деснянском берегу вырастал курган-подсыпка из су­хого песка и дерна. Местные плотники устанавливали на подсыпку эту просторную домовину в виде саней  на столбах-ножках, без единого окошка. И совсем защемило сердце у Люба, когда в домовину стали укладывать усопших. Женский плач перемешивался с ритмом бубнов и свирелей и летел над притихшей  Десной  вдаль:

...как заглянула в хоромное строеньице

приуныв стоит любимая скотинушка

там лежит наш светлый князь

со своею ладою княгинюшкой...

Сначала положили князя Черна в полном боевом вооружении - блестящей кольчуге, парчовой шапке с соболем на голове, покрытой шеломом, опоя­сали любимым мечом. У ног князя положили щит с медной оковкой, а еще дальше - два зарезанных и взнузданных коня. За отцом последовал сынишка, Мстислав. На голове мальчика сиял маленький шелом и опоясан он был игрушечным мечом. А чтобы княжичу не скучно было в вирии, рядом с ним поставили сосуд, наполненный игральными бабками-астрагалами. В руки отца и сына вложили большой и малый турьи рога с серебряной оковкой! Люб вспомнил, как он дарил эти рога на свадьбе покойных, и слезы ка­тились по щекам  князя. По другую сторону княжича опустили княгиню се­верянскую, Светлану, из священного рода Кия. Северяне и поляне не скрывали слез, плакали все – и женщины, и мужчины, плакали по величию и свободе родной земли.  У ног Светланы поставили бронзовую жаровню с углями - символ домашнего очага и десять серпов. А вокруг покойных стояли двенадцать наполненных зерном, медом и вином ведер. Славяне прощались с покойными. Проходя мимо домовины, женщины клали в неё проколки для вышивания, серьги золотые и серебряные, бусы, игральные кости, фишки для княжича, а воины – оружие, замки с ключами от злых духов. Скоро все место внутри и вокруг заполнили подарками, ко­торые могут понадобиться в другом мире.

Последними прощались Славута и Люб. Два серебряных и два золотых слитка легли у ног родичей, а у изголовья положили, два ритуальных ножа и бронзового идола – знаки  верховного жреца. Люб поочередно  коснулся губами холодного лба Черна и Мстислава и  надолго при­жался мокрой от слез щекой к любимой сестре. Затем они накрыли се­мью багряным княжеским корзном и низко поклонились ей. Жертвенная собака, козленок и петух окропили  лежащих теплой  кровью. Потом домо­вина была замкнута на ключ и скрыта со всех сторон хвоей и дровами, а снизу подложили сухую солому. По сигналу князя жаркий огонь взмет­нулся на высоту в несколько десятков сажень и стал виден на всю окру­гу. И только заранее выкопанный ров не давал ему перекинуться на бли­жайший лесок, на вершинах  которого воронье клевало останки Соловья Трепетовича и ...его душу. А вокруг кострища сидели люди и поминали  княжескую семью  вином и медом.

К середине дня огонь погас, и Люб первым бросил жменю земли на сожженную домовину и виднеющийся расплавленный металл. Каждый бросал и бросал землю на место сожжения и скоро все скрыла Мать-Сыра Земля, а курган все рос и рос на берегу красавицы Десны, что молчаливо и траурно-тихо несла свои воды. Когда высота кургана сравнялась с вершинами деревьев, Киевич дал знак, и насыпка за­кончилась. На вершине установили  поминальный дубовый столб с ликами богов на все стороны – отпугивать  злых духов. Князь опустился на коле­ни и поцеловал землю кургана, надежно укрывшего родичей от осквернения. Больше его тут ничего не задерживало, и мысли Люба возвратились к живым – их ждали над Днепром.

Скоро  огромная  могила  княгини  Черны  скрылась  за  лесом.